Расписание богослужений Наши издания События Как помочь? Контакты
+7(812) 495 48 10 Секретарь храма
+7(812) 557 78 98 Дежурный храма

Главная   Статьи   Милосердие и благотворительность   В промежутках между сном

Милосердие и благотворительность

В промежутках между сном

Лауреат в номинации «Зрелость» в конкурсе сочинений-эссе на тему: "Милосердное служение" к I Международному Форуму "Милосердие" 1 ноября 2014 г. Всего в номинации 57 рассказов и эссе взрослых работающих людей, пенсионеров, аспирантов, студентов 5 курса и выше.

В промежутках между сном

…научи нас видеть Тебя,
За каждой бедой…
Б.Г.

Сижу и пивом запоздало оплакиваю умершего ребеночка. Ночка выдалась еще та…

Вечером узнал, что пришли две женщины рожать. Одновременно. Не отвертишься. Спросив возраст, удостоверился, будет как-то. В смысле — неизвестно как. Обеим по 17 лет, первые роды. Это всегда непредсказуемо. Нет, наверное, в книге судеб уже записаны судьбы всех четверых, я имею в виду — будущих мамаш и их детей. Кому-то это возможно известно, но не мне. И не молодому парню медбрату Криссу, чья ночная смена — сегодня. Но я рядом (мой дом находится в 30 м от госпиталя), и договоренность сильней «не хочу». В любой момент ночи он меня зовет и я бегу с кровати прямиком в родзал.

Накануне приехал координатор нашего проекта из Найроби, поэтому поводу были рыба и пиво. Но рыба не соленая, а свежая, из озера Виктория, и много. Я дал женщине 500 шиллингов (около 4 долларов) и сказал «плииз, три, четыре рыбки», она это поняла по-своему, и принесла семь! И все сантиметров по шестьдесят-семьдесят. Каждая рыбина как минимум полкило. Опять-таки озеро, мы на острове, где еще свежую и дешевую рыбу есть, как не здесь. Вечер выдался очень сытный. После с детьми из нашего детдома посмотрели кино и спать. На этот раз я познакомил детей с «Ларой Крофт» и «Одним дома». И спатки, спатки, спатки, зная и ожидая, что в любой момент позвонит Крисс, и все. Дальше неизвестность. Хочется, чтоб звучало это без пафоса, но иначе не скажешь.

Крисс позвонил в 3.21 ночи. Я как можно быстрее оделся, кинул манговый леденец в рот, и на роды. Захожу в родзал и первым делом надеваю маску. Вонь. Вонища! Местные медики почему-то не клизмят мамаш перед родами, и те какают невольно в процессе. Некоторые очень много какают и угадайте, что приходится с этим делать? Да и гадать нечего. Убирать приходится. Руками. Рождение человека это очень грязное, кровавое и дурно пахнущее дело. По крайней мере, в Африке.

— Помоги надавить, я разрежу немного. Мамаша сложная, не слушается.
— Ок, — я надел белый клеенчатый фартук, отметил, что Крисс в моих резиновых сапогах, надел две пары перчаток, и поехали… Крисс хотел разрезать немного ножницами выход (или вход), откуда торчал треугольничек головы. Роды затяжные, долгие, мамаша одурела от боли и усилий, не слушается Крисса, тужится невпопад, мечется на кровати.

Крисс берет ножницы, заводит пальцы между головкой ребенка и плотью мамаши, и режет. Я слышу звук разрезаемых тканей и смотрю на женщину. Она кажется даже и не почувствовала разрез на фоне общей, безграничной, непередаваемой боли. Все ее лицо покрыто крупными бисеринками пота. Они блестят на черной мокрой коже. Я начинаю двумя руками давить на живот. Мамаша устала, перестает тужиться. Крисс не выдерживает и начинает кричать, что сейчас не время отдыхать, надо напрячься один последний раз, но очень сильно, и мы родим. Я опять начинаю давить на живот. Давлю достаточно сильно, но не все время уперся и давишь, а рывками, и наблюдаешь с каждым толчком, как головка появляется все больше и больше. Мамаша напрягается настолько, что ее вены на шее и груди, кажется, сейчас лопнут.

Разрез кровит, Крисс пытается высвободить головку, я толкаю. Так и хочется сказать — картина маслом! Самое сложное — это родить головку, дальше обычно проще. Я вообще стараюсь не думать о происходящем, тело выполняет какие-то действия, автоматически, сознание мое спокойно и обращает внимание только на манговую конфетку во рту. Я вообще 10 минут назад еще спал!

И тут с хлюпающим хлопком выскользнула головка, обдав Крисса дурно пахнущей, зелено-желто-кровавой струей околоплодных вод. Дальше ерунда уже, высвобождаем левое плечико, затем правое, и ребеночек сам выскальзывает. Живой. Замечательно. Трубочкой отсоса убираю все, что у него скопилось в носике, рте, прочищаю дыхательные пути. Ребеночек начинает кашлять, плакать. Великолепно! Наверно самый приятный звук для всех находящихся в этой комнате. Если плачет, значит, дышит, дышит — живет, живет — все рады! Я марлевой салфеткой, намотав ее на палец, убираю остатки скопившейся в ротике слизи. Теперь хорошо. Дыши. Живи. Будь. Девочка.

Мой мозг по-прежнему обращает внимание только на вкус конфеты, но тело счастливо. Расслабление. Сделали. Накладываю два зажима на пуповину и между ними перерезаю ее. Самая волнующая и можно даже сказать торжественная процедура (по крайней мере, для меня). Воображаю, что именно я отделяю ребеночка от матери, отправляю в жизнь, в открытый космос через мои руки, типа от меня, что-то зависит большое, важное, хрупкое. Иллюзия, что ты что-то можешь решать. Не зря же говорят, что у хирургов, травматологов и аккушеров-гинекологов присутствует «комплекс Бога». Я понимаю, о чем речь.
Крисс обкалывает лидокаином разрез и зашивает. Ребеночек в порядке, мамаша пока толком еще не осознала всего, но поняла одно — уже не больно. Ну, все, Крисс дальше справится один. Я иду спать. Время 4–50 утра.

В палате корчится на кровати вторая роженица. Ее время скоро придет. Я знаю, что Крисс позовет опять. Так что хоть 30 минут поспать.

Крисс позвонил в 5–20. Я даже умудрился уснуть. Опять, но уже не так быстро, оделся, кинул в рот смоктушку с вкусом мяты, и пошел. Зашел, улыбаясь, в родзал и расстроился сразу и окончательно. Родить-то они родили, но ребеночек не дышал, и Крисс пытался делать ему искусственное дыхание. Я кинулся за интубационным набором. Нашел его, открыл, проверил и заорал матом. Батареек не было!!! А это все…

Крисс с помощью маски пытался раздышать ребеночка. Сердечко малыша еле-еле билось.

— Атропин! Адреналин! — Крисс очень быстро набрал это в шприцы и подал мне. Я вколол их поочередно в вялое тельце. Это был мальчик. Я уже видел такое, и уже осознавал, чем это закончится. Но вдруг? Положил салфетку ребеночку на лицо, зажал ему пальцами нос и начал делать искусственное дыхание «рот в рот». Несколько выдохов, несколько раз надавить на грудь, несколько выдохов, несколько надавливаний. Сердечко бьется, пока качаешь. Остановился, и оно останавливается, продолжаешь, и оно еле-еле трепещется. И так минут 25–30. Тем не менее ребеночек синел, сердце билось все слабей и все реже, а затем и вовсе остановилось. Дух покинул это маленькое резиновое тельце, так и не войдя в него. Так, прикоснулся слегка, чтоб мы его помучили, и исчез.

Как описать эти ощущения, когда под рукой чувствуешь биение этого маленького, созданного для жизни, сердечка, и ощущаешь, осознаешь, что хоть что ты сейчас делай, хоть вколи все уколы этого мира, хоть закатывай глаза в шаманских конвульсиях, оно все равно затухает... И как отчаянно ни надавливай на грудную клетку, оно уже не реагирует... Финиш. Какой нахрен «комплекс Бога??!!» какой нахрен «ты что-то можешь!!» Нет. Иллюзия и самообман.

И все это происходит под молчаливым взглядом 17-летней мамаши, которая и мамашей-то побыть и не успела. Она лежит, смотрит и молчит. Когда я понял что все, я снял перчатки, фартук, и не сказав ни слова Криссу, пошел спать. Лишние звуки сейчас ни к чему. Я старался вообще ни о чем не думать. Разум цеплялся за вкус остатков мятной конфеты, но не мог на нем удержаться, все время срывался в какую-то серую пустоту. Когда подобная ситуация произошла в прошлый раз, я как-то странно отреагировал, закрылся в комнате на два дня, выпил 2,5 литра виски, и по кругу слушал Моцарта «Реквиемы» и Гребенщикова. И плакал. Сейчас подобного повторения я не хотел.

Я зашел в дом, достал бутылку пива из холодильника, запил им две таблетки снотворного, принял душ и пошел спать. Да, спать! Что еще я мог сделать?

Поспав пару часов, я пошел в госпиталь, посмотреть, как там дела. На улице рядом с госпиталем, прямо на земле, сидели давешняя роженица и ее отец. Я подошел поздороваться, ее отец начал меня благодарить, я перебил его и спросил с раздражением, за что он меня благодарит? За то, что я не смог спасти жизнь его внуку? Он задумался на несколько секунд и сказал:

— Ты еще молод, я старше и послушай, что я скажу. Я тебе действительно благодарен, ведь ты делал все что мог. Если бы было что-то, что можно было сделать еще, я уверен, ты бы сделал. Значит, тебе не за что корить себя, твоя совесть чиста. А что ребенок умер… так Бог — Он знает, что Он делает. У Него на каждого из нас есть свой план. Это сложно понять. Это надо просто принять. У моей матери было 16 (!) детей, 16 раз она рожала, а выжило только трое! Так что Бог велик, и воистину пути его неисповедимы и не предсказуемы.

The end.

Гуляев Александр Александрович,
Каховка (Украина),
врач тропической медицины (много лет работал в составе Словацкой Международной Миссионерской организации «Надежда для больных и бедных» в Африке, в трущобных районах Найроби, Кения)

Итоги конкурса сочинений "Милосердное служение" - список победителей и лауреатов

Ваш кирпичик в строительстве Дома Милосердия. Вложите его прямо сейчас!
Помните о лепте вдовы и жертвуйте сколько можете. Если не можете пожертвовать сегодня, воздохните, помолитесь об общем деле. Пожертвуете, когда сможете.
Храни вас Господь!

Новости

Статьи