Штрихи к портрету о.Василия
Начинаем публикацию книги прот.Сергия Филимонова "Пастырская школа митрофорного протоиерея Василия Ермакова".
Воспоминаний о протоиерее Василии Ермакове издано уже немало. Но в настоящем издании впервые сделана попытка обобщить и структурировать пастырский опыт известного священника, проанализировать уникальные методы его работы с паствой и молодыми священниками. Книга предназначена для молодых священников и самого широкого круга православных читателей.
Краткая биография протоиерея Василия Ермакова
Василий Тимофеевич Ермаков родился в крестьянской семье в городе Болхове на Орловщине 20 декабря 1927 года.
В октябре 1941 года при захвате немцами Болхова был отправлен на принудительные работы: чистить дороги, рыть окопы, засыпать воронки, строить мост. Тогда же впервые посетил церковную службу и вскоре стал прислуживать в алтаре. С 1 сентября 1943 года был заключен в эстонский лагерь Палдиский, где периодически служил протоиерей Михаил Ридигер. В лагере он пробыл до 14 октября 1943 года: священник Василий Веревкин причислил его к своей семье, когда вышел приказ освободить священников и их семьи.
До конца войны вместе с Алексеем Ридигером (будущим патриархом Алексием II), сыном протоиерея Михаила Ридигера, он служил иподьяконом у епископа Нарвского Павла и одновременно работал на частной фабрике. 22 сентября 1944 года Таллин освободили и Ермаков был мобилизован и направлен в штаб Балтийского флота.
В свободное время он выполнял обязанности алтарника в соборе Александра Невского в Таллине. После войны сдал экзамены в Ленинградскую духовную семинарию, в 1949 году окончил ее, а в 1953 — Духовную академию.
С 1953 служил клириком Николо-Богоявленского кафедрального собора; в 1976 году был переведен в Свято-Троицкую церковь «Кулич и пасха», затем недолго служил в Александро-Невской Шуваловской церкви. С 1981 года стал настоятелем церкви преподобного Серафима Саровского на Серафимовском кладбище, где и прошел его дальнейший пастырский путь.
С последней прощальной проповедью отец Василий обратился к своей пастве 15 января 2007 года, в день памяти преподобного Серафима Саровского. Отошел ко Господу 3 февраля 2007 года.
Мой духовный отец
Моим первым духовным отцом был протоиерей Василий Лесняк, вторым — архимандрит Пантелеимон (Борисенко), монах Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря. 11 ноября 1995 года меня постигла тяжелая утрата — отец Пантелеимон отошел ко Господу.
Наш приход тогда только создавался, и с внезапной смертью отца Пантелеимона и мы осиротели. Было непонятно, как жить дальше. Я всегда понимал, что духовное окормление совершенно необходимо, чтобы избегать многих ошибок в духовной жизни. Особенно ясно это было в те непростые девяностые годы, когда Русская Церковь только возрождалась. Естественно, меня волновало, к кому пойти, кому довериться, чтобы правильно совершать свой церковный путь, а не заниматься отсебятиной.
Спустя некоторое время после похорон отца Пантелеимона я молился в Псково-Печерском монастыре в алтаре Михайловского храма. Вдруг в алтарь вошел архимандрит Иоанн Крестьянкин. Это была, пожалуй, моя единственная встреча с ним лицом к лицу. Я не раз наблюдал, как он шел по камням монастырского двора — всегда молча, завернувшись в монашеское облачение, виднелись только глаза. Его неизменно сопровождал келейник и никого к нему не допускал, потому что отец Иоанн находился в особенном молитвенном состоянии, был как бы в полузатворе. Тут в алтаре я впервые услышал его голос, он что-то рассказывал, общался. Я подошел к нему.
Батюшка обнял меня, и его глаза, казавшиеся огромными за толстыми линзами очков, оказались прямо напротив моих. Может быть, он плохо слышал, не знаю, но он уткнулся в меня своим большим носом, буквально вжался носом в нос. Стал расспрашивать. Я рассказал, что у меня огромная потеря — умер архимандрит Пантелеимон, и отец Иоанн с любовью меня пожалел, пособолезновал (нужно сказать, что и архимандрит Пантелеимон, и его мама монахиня Еввула были духовными чадами архимандрита Иоанна). Я пожаловался:
«Не знаю, что теперь делать и к кому идти». К моему удивлению, он не ответил, мол, оставайся окормляться в монастыре, к нам сюда приезжай, хотя мне казалось, что это само собой разумелось. Нет, он сказал другое:
«Я знаю такого священника — отца Василия Ермакова на Серафимовском кладбище в Петербурге». Когда старец говорит: «Я знаю», — значит, это тебе конкретное указание. Отец Иоанн отошел, а меня начали обуревать помыслы, что тот протоиерей Василий — не монах, а я же тут в монастыре столько времени в духовных чадах хожу, и вдруг белый священник, поймет ли он меня... Тут батюшка вернулся. Мои мысли явно были ему открыты, потому что он сразу успокоил: «Ну ладно, подумай, не торопись. Сам потом решишь».
Прошло примерно полгода, и я отправился к отцу Василию. Стоял февраль 1996 года. Серафимовская церковь была пуста — я пришел в будний день, но батюшка тогда еще имел силы служить на буднях. Я подошел к отцу Василию и рассказал, что у меня умер духовный отец, и архимандрит Иоанн Крестьянкин направил сюда. Лишь позже я узнал, что отец Василий сам постоянно ездил к отцу Иоанну и общался с ним и монахом Варлаамом. Там, в Псково-Печерском монастыре, у него были свои собеседники, своя отдушина. Услышав имя отца Иоанна, отец Василий положил свою тяжелую руку мне на плечо и кратко ответил:
«Берем».
Я посмотрел на него и понял, что пришел по адресу, ничего и никого больше мне не нужно. Батюшка сказал, когда мне приходить, и я стал регулярно ездить молиться в Серафимовский храм.
В нашем храме тогда еще не было воскресных Литургий, поэтому я мог бывать в эти дни на службе в Серафимовской церкви; когда же мы начали служить по воскресеньям в домовом храме больницы Академии наук, я стал ездить к отцу Василию по субботам. Я понимал, что мне, молодому священнику, необходимо постоянно сверяться с духовно опытным пастырем, и каждую неделю ходил к батюшке молиться, слушать
проповеди, задавать вопросы, — словом, проходить духовную школу. Каждый момент общения с ним был как драгоценная жемчужина. Наш приход только начинал складываться, все было впереди, передо мной стояло много вопросов. Это была драгоценная возможность — спокойно молиться и учиться у отца Василия, вникать в его мысли и получать от него наставления и благословения.
Время шло, началась постройка нашей Державной. Приезды к отцу Василию стали более редкими. Но в нечастых встречах есть свой промысл. Постоянно имея рядом духоносного священника, мы привыкаем к этому дару Божию, душа, ухо и глаз замыливаются. Но тут каждый приезд становился событием. Я приезжал сконцентрированным, помолившись о том, чтобы Господь дал разрешить важный духовный вопрос и подал через отца Василия Свое благословение. Каждая встреча с батюшкой становилась важной, запоминалась.
Отец Василий был человеком глубокой культуры. Он обрел ее, прежде всего, в традициях Санкт-Петербургских духовных семинарии и академии с преподавателями еще дореволюционного и послереволюционного времени. Кроме того, батюшка прошел школу Никольского собора, где окормлялась петербургская интеллигенция, артисты театра и балета. Ему было у кого поучиться и чему поучиться.
А общаться отец Василий любил всегда. За что его особенно не выносили уполномоченные КГБ — так это за то, что он сам шел к людям. Еще молодым священником он не ждал, пока человек подойдет или не подойдет (может, так никогда и не подойдет к священнику!), а сам спускался с амвона, расспрашивал о проблемах, вникал в его дела. Когда удивлялись, зачем он это делает, батюшка объяснял: «Я интересуюсь судьбой послевоенного поколения, его бедами, страданиями, волнениями». Именно это «хождение в народ» дало батюшке тот громадный пастырский опыт, который со временем претворился в глубокое знание жизни, взвешенное рассуждение и мудрый подход к каждому.
Нужно сказать, что каждому своему чаду отец Василий раскрывался разными гранями души. После его смерти оказалось, что один знает одно, второй — второе, и часто люди приходили в глубокое удивление, узнавая о каких-то его поступках и словах. Так, для нас стало открытием, что у него было много духовных чад в Москве. Ежегодные вечера памяти отца Василия раскрывают разные стороны его личности.
Лично мне особенно дороги его черты священника-подвижника, священника-духовника, священника-молитвенника, его ревностное служение литургии, ответственное отношение к молитве, постоянная жизнь в Боге. Он часто повторял: «Я от Бога не отдыхаю».
Батюшка для меня — пример самоотверженного белого священника, который принимает тысячи человек, не жалеет и расточает себя. Это и есть самое настоящее. Ну а все остальное — уже впридачу: дары, которые дал ему Господь.
Серафимовская церковь была в советские годы ссыльной, туда депортировали священников как в изгнание — на край ойкумены. Но отец Василий сделал ее одним из известнейших храмов и в России, и за рубежом своей молитвой, своими благословениями и беседами.Штрихи к портрету отца Василия
Богообщение
Главное дело священника — служение пред Престолом Божиим. Благодать Божия во время батюшкиной Божественной литургии ощущалась всегда.
Каждое богослужение было для отца Василия радостной встречей с Богом, непосредственным общением с Ним. В это общение он вовлекал всех находящихся рядом. Оно было очень искренним, очень открытым, очень глубоким.
Для отца Василия был очень важен хор. Его богослужение было совершенно классическим уставным, но он благословлял регента несколько по-своему гармонизировать песнопения, чтобы церковное пение глубже затрагивало сердца людей, что называется, брало за душу. На его службах люди всегда чувствовали Бога.
У него всегда было море поминальных записок, и он поминал всех — кого-то сам, кого-то давал другим. Для него было важным это сугубое молитвенное действие за души предстоящих людей.
Он мог, конечно, и отвлечься во время службы: выйти подтянуть хор, чтобы не отставал, сделать замечание, кого-то подтянуть, кого-то успокоить, кого-то пригладить. Как опытный духовный дирижер батюшка управлял всем, что происходило в алтаре, на клиросе и в храме. За всем внимательно наблюдал, все видел — был многоочит, бодр и неусыпен.
Богослужение вместе с отцом Василием всегда приносило глубочайшую духовную радость от явного предстояния перед Богом.
Сердечная молитва
Отец Василий учил своих чад, чтобы они, с одной стороны, никогда не опускали молитвенное правило, а с другой, чтобы их молитва была по-настоящему сердечной.
Он был против, когда люди без подготовки шли к причастию. Очень критично относился к греческому обычаю, когда человек приходит к середине службы и сразу приступает к причастию. Порядок был для него неукоснительным: исповедь накануне литургии, потом молитва за литургией, как положено, от сих до сих, потом причастие. Все это он воспринимал как живую жизнь церковного организма и относился чрезвычайно благоговейно.
Он просто не допускал небрежных до причастия и этим самым не давал им во осуждение причащаться Святых Христовых Таин. Многие обижались.
Сам он всегда соблюдал молитвенное правило ко Святому Причащению. У него было собственное золотое время, примерно час до службы, когда он запирался в приделе, в алтаре, и там благоговейно, в тишине совершал молитвенное правило. А прихожанам он, чтобы не перегружать людей, благословлял сокращенное правило и даже собственную книжку выпустил, «Подготовка к Святому Причастию», с трехканонником, набранным крупными четкими буквами.
С другой стороны, батюшка учил молиться искренне и глубоко. Для него самого молитва никогда не была формальностью. Он был против того, чтобы молитва превращалась в механическую вычитку правила, когда сердце человека далеко отстоит от Бога. Сам он, когда молился, отключался от всего и уходил в другой мир.
Прозорливость
Прозорливость отца Василия — это тема отдельного разговора. Доказывать ее нет смысла, о ней сохранились многочисленные свидетельства.
Невозможно было быть рядом и не поражаться: батюшка мог любого зашедшего в храм назвать по имени, рассказать историю его жизни, мгновенно разрешить любую ситуацию, всегда знал, кого куда послать. Души были пред ним раскрыты, он читал их, как открытую книгу. Такое ощущение, что не человек стоял пред ним, а прозрачный стеклянный сосуд, и он ведал его настоящее, прошлое и будущее, открывая их каждому в его меру. Что-то он говорил, что считал нужным, чего-то, что могло вызвать депрессию у человека или как-то его повредить, не говорил.
Безусловно, отцу Василию был дан Божий дар предвидения. Он много рассказывал о будущем России, о событиях, которые скоро — или нескоро — произойдут в мире. Причем рассказывал точно.
Однажды я находился в алтаре Серафимовской церкви, и вдруг подходит ко мне пономарь и зовет:
«Отец Василий просит тебя выйти на крыльцо и разобраться». Оказывается, пришли два наркомана, юноша и девушка, и стали препираться с отцом Василием, чуть ли не в драку лезть. Очень был удивлен пономарь, почему батюшка просит о помощи именно меня. Я выхожу на крыльцо и вижу, что там бесчинствует дочь одной нашей прихожанки, постоянно помогающей в храме. Они с парнем в подпитии, а может, и обкуренные, мало что соображают. Девушка меня увидела и мигом пришла в себя. Она не ожидала увидеть здесь священника, к которому периодически ходит исповедоваться и у которого в храме подвизается ее мама. Ей стало так стыдно, что она закрыла лицо руками и потянула парня прочь: «Пойдем! Пойдем отсюда». Конфликтная ситуация была разрешена в 15 секунд. Как отец Василий мог знать, что буянка мне знакома? Никак не мог.
Наш водитель Петр Петрович Мелихов (он умер oт коронавирусной инфекции в 2020 году) раньше возил отца Василия. Он рассказывал, что батюшка часто разговаривал с ним о будущем, о людях и их судьбах. Вспоминал он, как однажды они проезжали под Литейным мостом и батюшка, закрыв глаза, сказал: «Какая будет страшная авария! Господи, помилуй». Петр Петрович его начал расспрашивать, что за авария, но батюшка отмолчался. А через два-три дня стало известно, что на этом месте действительно погибли люди.
Отцу Василию порой открывалось, что может произойти через день-два, через год, через 10 лет. Дар прозорливости подается редко, порой после перенесенных страданий: голода, холода, преследований, концлагерей. Причем, конечно же, не каждому.Некоторые думают, что прозорливость — великое благо. На самом деле это тяжелый груз, который может сломить неподготовленного человека. Представьте себе, например, такую ситуацию. Священник разговаривает с человеком и знает, что собеседник через пять лет начнет прилюдно поносить и хулить его. Как ему общаться с будущим предателем? Евангелие передает внутреннее страдание Самого Богочеловека Христа:
«Ныне один из вас предаст Меня» (Мф. 26, 21). Внутреннее состояние для нас тайна. Но Он был Человеком и страдал как человек…
Жить с даром провидения очень и очень трудно. Радуйтесь и благодарите Бога, что не знаете будущего. Каково вам будет, если вам откроется, что, допустим, через два месяца вы попадете в реанимацию, что придется пройти через страшные испытания? Как с этим жить? От этого можно с ума сойти. Тяжело человеку нести бремя знания, что кто-то умрет от рака, кого-то собьет машина, кто-то погибнет, кто-то предаст. Поэтому Господь закрывает от нас будущее. Поэтому я думаю, что для отца Василия дар прозрения был мучителен.
Батюшка не считал нужным сообщать то, что ему открывалось, только если во спасение и на пользу человеку. Но кое о чем он предупреждал. Предупреждал, что кто начнет ездить в восточные страны, чтобы не удивлялись, когда всякие букашки и таракашки начнут их кусать и заражать. Предупреждал о болячке, которая охватит весь мир. Болячкой он называл коронавирус. Предупреждал, что распространится разный смертоносный грипп.
Но совсем не болезни особенно заботили батюшку. Главное, о чем он предупреждал нас, что XXI век будет для христиан сложным, что нас будут убивать духовно. Эту фразу он повторял неоднократно: «Вас будут убивать духовно», — имея в виду разные извращения, секты, материализм, вещизм, расколы и т. д. Он нацеливал на то, чтобы быть внимательными, аккуратными и твердыми и чтобы понимали, что нас ждет.
Как говорится, кто предупрежден, тот вооружен. Известно, что когда человека внезапно бьет электрический ток, то у него сопротивление кожи от 1 до 10 Ом. А когда электрик работает в распределительном щите, когда человек вступает в зону, промаркированную:
«Не влезай, убьет», — то у него сопротивление кожи повышается в тысячу раз. Неожиданный удар тока несоизмеримо опаснее полученного, когда человек настороже. Так же точно и духовная бдительность отчасти защищает человека, но если он духовно толстокож, то он совершенно беззащитен. Потому-то отец Василий и предупреждал: «Не расслабляйтесь, братцы. Вас ждут непростые времена. Будут искушения, будет внутренняя борьба». Поле битвы — сердце человека, и дьявол борется с Богом за сердца людей.Господь дал отцу Василию дар прозорливости во спасение многих.
